Фоторепортажи

Ставные неводы в устье реки Камчатка работают в авральном режиме. За две недели выловы превысили прошлогодние показатели. Нерка идет полным ходом. Чавыча не может конкурировать с ней по численности стада, однако «лососёвую королеву», так можно назвать чавычу за ее размеры, усть-камчатские заводы сегодня как и в прошлые годы добывают в промышленных масштабах.

Бригады рыбаков трудятся вахтовым способом – три месяца путины напряженное, азартное время. Рыбалка труд нелегкий, однако многие, кто работают на неводах, приезжают сюда из года в год. Здесь дисциплина железная – за нарушение правил и режима люди могут потерять доходное место на морском неводе или рыбацкой тоне. Благодаря заводам, которые работают в Усть-Камчатске жизнь в этом поселке не замирает. Люди строят дома, водят детей в школы и детские сады, работают, живут...

Усть-Камчатск – конечная станция автобусных маршрутов. Дальше на север дороги нет. Едем уже восемь часов, ждем на переправе паром. Мост должны открыть со дня на день. Торжества будут. Рядом два капитана. Иван Иваныч и Василь Василич – один рыбак, другой из торгового флота. Дальневосточники. Коренные. «Знаешь, что такое «взять на бакштов»? – консультирует Иван Иваныч. – Правильно, буксировать по корме. В шторм буксировать можно только так, потому что, если по борту тащить, то пробоину получишь и краску обобьешь!..» «Нелегкое это дело – буксировать», – добавляет Василь Василич.

Усть-Камчатск – контрастный город, где-то серый, где-то разноцветный, веселый. Яркие краски сейсмоустойчивых пятиэтажек. Чайки. Церковь в городе. Детский сад. Мамаши с колясками... Иван Иваныч имеет к церкви прямое отношение: «Мы стояли на рейде, сдавали северный завоз, сгрузили здесь сепарацию – бревна для крепления грузов. Из этих бревен и построили церковь».

А есть другие оттенки – разрушенные дома советской эпохи, брошенные цеха, затопленные ржавые пароходы, обесточенные портовые краны-импотенты.... Надпись на обшарпанной стене старого рыбзавода: «Дадим стране миллион банок условных консервов!» Капитаны решают свои вопросы – как бы так по закону очистить берега Камчатки-реки от затонувших пароходов. Народ как всегда ропщет на власть. Задаю вопрос капитанам, как людям обремененным полномочиями, почему такое неоднозначное отношение к нашей Камчатке у самих камчатцев. Народ жалуется и тд.

Иван Иваныч: «Правильно, что неоднозначное. Вы же видели, что и сам Усть-Камчатск можно воспринимать неоднозначно. С одного взгляда это яркие краски, созданные трудом человека, с другой стороны – это брошенные дома, заводы, пустыри с металлоломом. Разруха. Помните «Собачье сердце» Булгакова? «Если мы будем мочится мимо унитаза, у нас в доме тоже произойдет разруха!»

Василь Василич: Что вы хотели! Десятки лет этот край раздирали на части. Мы сказали "Стоп! Иноземцы вон! Бездельники, браконьеры вон! Кто умеет работать, милости просим".

Снова Иван Иваныч: «Люди жалуются?.. Смешно. Не доволен тот, кто не хочет работать. Видел одну картину здесь в Усть-Камчатске: сидят два мужика на берегу и пьют водку, один жалуется, что нет денег ребенку купить книжку в школу. А он, сукин сын, только что пропил эту книжку! Работать надо. Болтать проще».

Завершает Василь Василич: «Кто хочет видеть яркие краски – идет в море, строит мосты, кто ленив и глуп, фотографирует ржавое железо и публикует в газетах пасквили. А вы, уважаемый корреспондент, с какой стороны?»

На неводе рыбаки. Солнце пробивается через облака, в кадре огромный мужичина тянет невод. Руки, шея – греческая скульптура – сильнейшее напряжение во всей его гигантской фигуре! Рыбу сгоняют к прорези, садком вычерпывают – «заливают» нерку в прорезь для транспортировки. Бригады приезжают на сезон задолго. Бригадир прибыл из Ростова, капитан из местных, помощник воронежский, молодые здоровяки из Бурятии, Якутии, Белоруссии. Вахтовики – народ бравый и непьющий, зарабатывают до семисот тысяч за путину. Местом дорожат, ездят сюда за «копейкой» лет по десять кряду. Самое тяжелая работа ставить неводы, потом легче – жди четыре часа – невод выгребай. И так месяцами пока идет нерка, чавыча, горбуша. Капитаны везут лосося на берег в завод – на обработку.

Утром хорошая погода – июнь, плюс пять, проглядывает солнце, ветер меняется на северо-восточный. За штурвалом ЖК стоит капитан Михалыч. ЖК – железный катер. «Есть еще КЖ, – сказал Михалыч. – Катер железный».

Мы «бежим» на невод номер 275. За нами на бакштове – длинном метров пятьдесят тросе – бьется на волне прорезь. На выходе из речки буруны кидают катер влево и вправо. В капитанской рубке двоим тесно. Задаю вопрос – долго формулирую, семантически выстраиваю, интонационно располагаю. Михалыч отвечает: «Какие хитрости в работе? Ставим невод, таскаем рыбу – работаем».

Он объясняет, что однажды прорезь залили на сорок две тонны рыбой, но так нельзя по технологии, потому что рыба вытесняет собой воду: транспортировать морскую рыбу два часа «на сухую» запрещено. «Вы бы приехали к нам в Усть-Камчатск в девяностые годы, вы б увидели, сколько тут было всяких заводиков: кричали, давай нерки, давай горбуши! А что, да как – всем было плевать. Американцы! Так те вообще неводами устье перекрывали. Выбили нерочье стадо... выбили, нах!» – зло щурится Михалыч.

Сейчас правила другие. В понедельник и вторник рыбу никто не в праве трогать, лосось проходит к своему нерестилищу на озере Азабачье, где в тихих теплых прибрежных лагунах откладывает икру усть-камчатская нерка. На заводах Усть-Камчатска есть собственная служба безопасности, которая и следит за порядком на реке — браконьеров постепенно отваживают. Здесь на небольшом участке реки от морского устья до озера Азабачье чужой человек сразу виден. Поэтому усть-камчатское стадо нерки, опустошенное в свое время бесконтрольным хищническим выловом, к путине 2014 уже полностью восстановлено.

Неделю я прожил с рыбаками.

В кабинете у директора завода всегда народ. Вот приехали японцы. Кланяются. Тактично улыбаются – хотят выгодную закупочную цену получить.

В цехах холодно. Снимать, как обрабатывают рыбу не эстетично – потроха, кровь, рыба летит из корзины в корзину, движется по конвейеру. Ее замораживают. Двое здоровяков вынимают поддон с заиндевевшей чавычей и грохают о стол, обмывают рыбину, упаковывают, везут, грузят. Икру отсортировывают. Она у нерки особенная – мелкозернистая, жирная.

Пароходов-покупателей на рейде прибывает.

Красное мясо нерки любят японцы, китайцы, американцы, французы, поляки.

В свободный день едем по Камчатке-реке на катере до казацкого острога, самого старого храма на полуострове. На высоком холме над излучиной стоит церквушка. Кругом ни души на десятки километров, только медвежьи следы и туманы, залегшие на белоснежных вершинах. Дверь открыта. Нет ни замков, ни охранников. Спокойно стоит коробочка для пожертвований на храм. Мы заходим, снимаем шапки, кланяемся.

Здесь рыбаки молятся и просят у морского покровителя Николая Угодника удачи, много рыбы и хорошей погоды. Зажженные свечи ставим перед иконами и молча стоим, каждый думает о своем. 

Мы уходим из церкви, едем обратно. Река живет – рыбаки на тоне перебирают сети, вынимают запутавшуюся в них рыбу. Другие на стремнине перебираются по снастям – достают невод и складывают сети с уловом в длинноносые деревянные лодки. Торопимся в поселок. Завтра – новый день путины.